концерт, афиша, филармония, фигаро-менеджмент, классика, искусство, музыка, смоленская филармония
Анастасия Петракова
"Рабочий Путь" от 1 марта 2010 года
«Хотите поговорить со мной? Буду рад!» - Игнат Солженицын прервал репетицию, предшествовавшую единственному концерту в Смоленске, и уютно расположился на стуле напротив.
Абсолютно свободный, каким и должен быть житель Филадельфии, и по-русски добродушный. Достойный сын своего отца, гениального писателя, лауреата Нобелевской премии, которого знает весь мир.
Игнату не было и двух лет, когда Александра Солженицына выслали из Советского Союза, и всей семье диссидента пришлось покинуть Родину.
Сегодня Солженицын-младший – лауреат престижной премии «Avery Fisher», профессор Филадельфийской консерватории, художественный руководитель и главный дирижер Камерного оркестра в Филадельфии.
Он словно пытается наверстать упущенное и колесит с сольными концертами по всей России.
Кстати, в Смоленске Солженицын-младший впервые.
- Что для вас музыка, Игнат?
- Воздух. Призма, через которую я более тонко, верно понимаю жизнь. Только искусство, в частности, музыка может помочь разобраться в жизни, понять, кто мы, откуда и зачем живем, осмыслить эти невероятно сложные философские вопросы. В классике заложено и утешение, и радость, и высшая скорбь. Когда пропускаешь музыку сквозь себя, становится легче жить!
- У кого вы унаследовали свою музыкальность?
- Такие вещи человеку даются от Бога. Как это происходит, проникает в душу, не дано понять. Конечно же, я благодарен родителям: хотя они и не были музыкантами, но так много и страстно слушали музыку, любили ее, что невольно подготовили плодородную почву для рождения во мне пианиста…
- А это правда, что ваш талант раскрыл Мстислав Ростропович?
- Истинная правда! Он приехал в гости к родителям в штат Вермонт, и услышал «музыкальный шум» - я как раз что-то подбирал на пианино. Мне и девяти лет, кажется, не было. Ростропович сразу же оживился: «Малыш хорошо играет!», и спросил, кто у меня педагог. Настал черед удивиться родителям, они ведь даже не поняли вначале, о чем идет речь! Что нужно как можно скорее искать хорошего педагога, что у меня дарование… Так уж его сильно зацепило. Мстислав им все разъяснил, и с его легкой руки и пошла в гору моя музыкальная карьера. Кстати, именно под управлением Мстислава Ростроповича я впервые выступил в России в 1993 году с вашингтонским Национальным симфоническим оркестром.
- Будете учить своих детей музыке?
- А они уже учатся! Я их не муштрую, только слежу за тем, как дети занимаются. Другой вопрос, хотим ли мы с женой, чтобы Митя и Анна (нашему младшему, второму сынку еще и двух лет нет, он пока еще музыку только слушает, но сам музицировать не пытается) стали профессиональными музыкантами? Не знаю… Мне искренне хочется другого: чтобы мои дети понимали и разделяли со мной великое счастье, которое дает наслаждение музыкой. Думаю, что со временем, перед ними раскроется богатый выбор профессий, и пусть они выберут то, что им действительно близко и по сердцу.
- Давить на выбор детей не будете в любом случае?
- Не дай Бог. Это гиблое дело.
- Так сложилось, что сегодня основоположника русской классической музыки практически нигде уже и не играют – ни в России, ни на Западе… А вам доводилось исполнять произведения Глинки?
- Недавно играл «Руслана и Людмилу»… Но, положа руку на сердце, действительно очень редко доводится радовать публику его музыкой.
- Почему же редко? Нет спроса? Отсутствует желание слушать Глинку? Или у вас душа к нему не лежит?
- К сожалению, нельзя сказать, что публика ломится в зал слушать именно оперы и романсы Глинки, но это не означает, что спроса на произведения этого композитора совсем нет. Отвечу честно. В моем случае, я не ощущаю большой личной потребности исполнять музыку Глинки. В то же время непременно подчеркну, что отношусь к наследию Михаила Ивановича с величайшим уважением. Поймите, каждый композитор не может быть всем одинаково мил, понятен и близок! Точно так же вы избирательно относитесь и к писателям – один восхищается Чеховым, другой без ума от Достоевского.
То же самое и в музыке. Просто Глинка до сих пор еще не сыграл важной роли в моей личной творческой жизни.
- Что же вам нравится играть самому? Какую музыку любил слушать ваш отец?
- У нас была общая любовь к Бетховену и Шуберту. Я очень часто играю Шуберта…
- Скажите, чему самому важному вас научил Александр Исаевич? Тому, что помогает жить?
- Он сделал поистине щедрый отцовский подарок – помог мне усвоить, впитать общий комплекс морально-нравственных ценностей, которые он вырабатывал в себе на протяжении всей своей долгой жизни. Вот его уже нет с нами, и я не могу с ним поговорить о какой-то волнующей меня проблеме, посоветоваться в правильности того или иного жизненного решения. И уже никогда не смогу. Но духовная близость отца и сына сохраняется, и я будто бы слышу его слова! И мне кажется, что знаю, как бы он отреагировал и что именно сказал, задай я ему вопрос… Это происходит потому, что я понимал ход его мыслей, что он считал важным, а что – второстепенным. Он оказал на меня огромное влияние, вылепил из меня настоящего педагога. Отец был лучшим учителем, с которым я повстречался в жизни! Потрясающим рассказчиком и удивительным собеседником, и ты, общаясь с ним, не замечал, что получаешь урок, загорался и совершенно забывал о времени, хотел узнать о мире все больше и больше. Страсть к процессу узнавания, интерес ко всему происходящему в жизни, попытка самостоятельно анализировать события – вот то главное, чему я обязан отцу. И сегодня весь этот комплекс личностного самосознания очень помогает мне в преподавании. Я хочу научить каждого студента мыслить самостоятельно, самим преподавать себе. Когда они усвоят эту науку, быть может, им больше не нужен будет духовный пастырь? Отец научил меня мыслить. Я – мыслю. И до сих пор сам преподаю себе.
- А вы знаете, что в российской провинции до сих пор практически невозможно купить главный труд Александра Солженицына – «Красное колесо»?
- Да, этот вопрос остается по-прежнему актуальным. «Красное колесо» на протяжении многих лет вообще нельзя было купить – книгу напечатали, а потом моментально скупили весь тираж. И потом она долгое время не издавалась. Насколько известно мне, сегодня «Красное колесо» вышло в составе нового собрания сочинений Александра Солженицына, и «докатиться» до массового читателя ему уже ничто не помешает. Интернет никто не отменял, и у каждого читателя есть возможность заказать книгу в любом книжном магазине. Было бы желание!
- Я говорила о малодоступности этой книги в том контексте, что ваш отец стал диссидентом и в новой России. Он хотел делиться своими мыслями с народом с телевизионного экрана, но его потихоньку «задвинули» в сторону, сочтя суждения Александра Исаевича вредоносными…
- Да, мне больно об этом вспоминать. Но это уже старая история. Отца больше нет. Но я не думаю, что стоит обвинять власти в отсутствии произведений моего отца в книжных магазинах. Абсурдно и глупо воевать с книгой.
- Прошло полтора года, как не стало Александра Исаевича Солженицына... С тех пор каждый раз, когда вы приезжаете в Россию, то всегда приходите на его могилу…
- И нынешний мой приезд не станет исключением. Я обязательно приду на кладбище Донского монастыря, отдам сыновний долг памяти…
- А вы занимаетесь, как и ваш отец, благотворительностью?
- Я не люблю об этом говорить, это неприлично, но, конечно же, оказываю помощь сиротам и детям с физическими и психическими отклонениями.
- Вы в большей степени русский, чем американец?
- Ощущаю себя русским. Хотя в немалой степени я пропитался и американским менталитетом, что для себя считаю большим плюсом в плане устройства жизни. Ведь мобильность, подвижность, готовность в любой момент поменять свою судьбу - одна из лучших черт американского характера. Не выгорело одно дело – возьмусь за другое. Не получилось в этом городе, продаешь дом, квартиру и с легким сердцем переезжаешь в другой. Не плохо было бы и русским избавиться от свойственной им пассивности, инертности мышления и перенять такую вот черту, глядишь, и на российских улицах станет больше улыбающихся, довольных жизнью людей! Тем более, сегодня многих препятствий и ограничений, что так мешали народу в советское время, больше не существует. Но для перерождения ментальности нужно гораздо большее время, дай Бог, чтобы ментальность русского человека изменилась в лучшую сторону.
- Какой вам видится Россия из далекой Америки? Есть ли будущее у нашей страны?
- Об этом мне трудно судить, потому что я провожу здесь слишком много времени. Скорее, я вижу Россию изнутри. Мой взгляд – «здешний», несмотря на западное воспитание. Я глубоко верую в будущее России и надеюсь, что она возродится, хотя сегодня очень многие люди, и в их числе - известные политологи, не разделяют со мной эту точку зрения. С другой стороны, насколько быстро пойдет развитие позитивных процессов в России... Но я вижу, что жизнь в моей стране, которую с такой пронзительной силой любил отец, налаживается, особенно в экономической сфере. Сужу по 90-м годам, когда люди слепо, растерянно брели во тьме, не видя света, смысла в своем дальнейшем существовании. Сейчас исчезла та безнадежность, отрешенность во взглядах. Колесо повернулось на 180 градусов! И сегодня люди делают конструктивные попытки изменить свою судьбу и даже окружающий мир. И даже кризис, который обескровил экономику Америки и Европы, и нанес особенно тяжелый удар по России, уже не может изменить сознание людей, стремящихся к лучшему. Впервые за долгое время, хоть и с очень низкой точки, но развитие в России все же началось. Мы движемся в правильном направлении. Проблема в другом: все эти позитивные процессы могут длиться очень долго, а всем нам нужно жить сегодня. Поэтому хотелось бы, чтобы хорошая жизнь наступила быстрей!